Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+15°
Boom metrics
Общество1 мая 2015 16:50

"Если бы мой отец не пошел воевать, может быть, и исход войны был бы другой"

Как песни и стихи о Великой Отечественной влияют на мысли, поступки и судьбы людей
До сих пор тысячи семей не знают, где були похоронены их отцы и деды, погибшие на войне

До сих пор тысячи семей не знают, где були похоронены их отцы и деды, погибшие на войне

Фото: Архив "КП"

Когда возникла идея рассказать о песнях нашего прошлого, тревожило некое сомнение – как воспримут это читатели «Комсомолки» и слушатели радио "КП"? (Газетные материалы и аудиоверсии мы размещаем на нашем сайте.)

Жизнь так изменилась, столько возникло нового, и музыка, и песни стали совсем другими. И ритмы иные, и гармонии, и тексты совсем не похожи на те, что пели наши бабушки-дедушки и даже мамы-папы. Некоторая часть откликов на наши передачи и колонки именно эти опасения и подтвердила. Читатели и радиослушатели так прямо и вопрошали: какой смысл стряхивать нафталин с побитого временем и молью старья, не надоело ли ворошить пусть и бывшее когда-то новым и красивым, но нынче-то уже замшелое и поблекшее имущество? Нет, они не против славных страниц нашей истории, они чтут память героев, отстоявших родину в лихую годину, но сколько можно петь-перепевать старое, если есть столь же уважительное современное.

Вот читатель из Перми обуреваем противоречивыми чувствами. С одной стороны (а это отклик на песню «Если завтра война, если завтра в поход»): "Народ за последние четверть века стал далеко не таким советским, как во времена создания песни… И в оригинале, помнится, было «…на защиту страны своей станет…» Ощущение, что страна действительно своя, а не олигархам распроданная, за те же четверть века у многих попросту убили". С другой же, «незаслуженно забытого и просто преданного за это же время накопилось очень много".

Победа далась очень дорогой ценой.

Победа далась очень дорогой ценой.

Фото: ТАСС

Но, к нашей радости, скептиков оказалось меньше, чем мы ожидали. Абсолютное большинство нашей аудитории считает, что вспоминать эти песни надо обязательно! А то, как возмущается читатель из Воронежа, "дожили до того, что про дедов-прадедов все вспоминают только на День Победы, и то только потому, что детям в школе "задают" принести фотку воевавшего предка… Для хождения потом с ней на демонстрации. Меньше 30% детей знают, кто эти люди, на старых фотографиях, на самом деле - современные "предки" особо не грузят, так как сами не очень в курсе…"

Ну, на мой взгляд, с обобщениями и "статистикой" наш читатель немного погорячился, но это тот случай, когда горячность вполне извинительна – сердце у человека болит, потому и горячится…

А читатель под ником КАРИАТИДА просто расставляет все точки над «и»: «РЕБЯТА, когда мы называем всенародно любимые песни и марши ЗАМШЕЛЫМИ, мы убиваем часть себя, нашей страны, нашей истории, предаем могилы дедов и прадедов… Независимо от социального строя и политическо-экономического устройства государства — монархия ли это или Социалистическая страна Советов — она все равно это наша Родина, которая воспевается в песнях и маршах. И гнобить, уничижать все это, значит, давать лишний козырь в руки нашим врагам, мечтающим уничтожить Россию. Уничтожив культуру, религию, язык, страна прекратит свое существование — потеряет, как сейчас любят говорить, свою идентичность и суверенитет".

Без этих старых песен жить просто невозможно. И не только потому, что, безусловно, они – настоящие бриллианты песенного искусства. Что стихи, что музыка – абсолютные шедевры, спросите у любого профессионала. И при этом такая простота, безыскусность и доступность – они сами поются. Хорошее настроение – и грянет бессмертная «Катюша». Загрустили – и выливается грусть «Темною ночью». А главное – песни эти буквально вросли в чувства, память и жизнь людей, и их так просто в сундуки не спрячешь.

«Никогда не писала в газеты, - признается Надежда Теодоровна Олейник из Краснодара. - Но на Вашей рубрике о песнях не выдержала. Мой отец Теодор Николаевич Олейник со Львовской области, провоевал всю войну. Мы почти ничего не знаем, отец умер, когда мне было 12 лет. Ничего он нам в то время не рассказывал.

Но любил петь и на всех праздниках пел «Сталинградскую застольную». Мы сейчас ее тоже поем.»

Репетиция парада ко Дню Победы

Репетиция парада ко Дню Победы

Фото: Архив «КП» в Ижевске

Читатель Андрей Конкин рассказывает: «Мой отец пошёл на фронт в 1941 году в 15 лет (он 1926 года рождения) – под Новгородом. Мать – 1929 года, в 1945 году отцу было 19, матери – 16 лет. У нас дома чаще пели, как говорила мама моего отца, «Прасковью» («Враги сожгли родную хату») - совпало так, что погибшая в песне Прасковья – тёзка моей бабушки, мамы моей матери. Но бабушка выжила в войну в эвакуации, было тяжело, на руках двое детей, жили по северным деревням, но выжили".

Наверное, у многих из нас вот так же какие-то песни ассоциируются с жизнью наших родителей или дедов. Как факт биографии. Как свидетель их чувств и переживаний. Как документ эпохи. Но меняются жизненные обстоятельства, и песня обретает вторую жизнь, а точнее – становится тем же, чем была в момент своего рождения: сгустком чувств и чаяний человека.

«Помнится и наша «землянка в три наката»,- рассказывает читатель, представившийся как ветеран боевых действий. – Зима, 1981 год, позиции дальнего гарнизона высоко в заснеженных горах Гиндукуша (Афганистан –А.Г.). Наверху ревет снежный ураган, в землянке уютно краснеет раскаленная, гудящая керосиновым пламенем гаубичная гильза-печь. Я, девятнадцатилетний сержант, и тридцатитрехлетний старлей из Кишенева, замполит нашей роты, угостивший меня, вошедшего с мороза, коньячным спиртом, привезенным из отпуска из Союза… Он спросил, как посты на позициях, как обстановка на подступах, взял гитару и попросил спеть — ''Мы так давно, мы так давно не отдыхали, нам было просто не до отдыха с тобой, мы полАфгана по пластунски пропахали, и завтра, завтра наконец последний бой ''. И я, до армии ритм-гитара в ВИА, на танцах по субботам (пока нет участкового дяди Коли) исполнявший запрещенных «Чингиз хана» (популярная германская группа – А.Г.) и «Поворот» Макаревича, пел замполиту и себе с таким удовольствием и слезой: ''А я в Россию домой хочу, я так давно не видел маму…» И, может, впервые понял , что означают слова «а мне б до Родины дотронуться рукой ''.

А вот это замечательное письмо, пришедшее от Ольги Евгеньевны Александровой достойно того, чтобы быть опубликованным полностью. А строки из него я вынес в заголовок...

«Рассказы о песнях – это хорошо, но, худо-бедно, молодёжь знает эти песни, слышит их в майские дни. Но, похоже, молодые люди совсем не знакомы с нашей военной лирикой. По-моему, её сейчас даже в школах не изучают. Я хочу рассказать Вам о стихотворении, изменившем жизнь нашей семьи.

Я – дочь фронтовика. Поздняя дочь, второй брак. Когда я родилась, ровесники отца уже начинали нянчить внуков. Поэтому в классе я была единственной, у кого в семье был ветеран. У других были слишком молодые отцы и слишком старые деды. Каждый год, на День Победы, отца приглашали в школу, его внимательно слушали, искренне поздравляли.

Я рассказываю это к тому, что с детства я росла в уверенности – если война, мужчины должны воевать. В 1942 году отец окончил Московский горный институт, поступил в аспирантуру, работал научным сотрудником на шахте в Караганде. У него была бронь, но он пошёл на фронт добровольцем. В такой же уверенности рос мой сын. Когда мальчик подрос, в ЦПКиО мы стали ходить вместе. Сын держал деда за руку, шёл такой важный, на него с завистью смотрели другие мальчишки, а во взгляде моего сына читалась гордость – вот у меня есть свой дед-герой, а у вас нету, ага.

Не от большого ума сказал ему в начале девяностых одноклассник, как было сказано – мальчик из хорошей семьи - зря твой дед ж… на войне рвал, лучше бы нас немцы в сорок первом завоевали. Одноклассник был бит моим сыном, сын получил в ответ – хорошая была драка. На педсовете, когда выяснилась причина драки, поначалу высокомерная и агрессивно настроенная бабушка одноклассника плакала, хватала меня за руки и просила прощения. На все попытки растерянных учителей внушить сыну, что нельзя драться даже по такому поводу, мой сын упрямо твердил: «Я же внук фронтовика». Я тогда гордилась своим мальчиком.

А потом, в те же смутные девяностые, у меня сломалась стиральная машинка. Это была катастрофа – в магазинах, как Вы помните, не было НИЧЕГО, стирать руками возможности тоже не было – я тогда выживала на двух работах. И тогда отец - в первый и последний раз – воспользовался своим удостоверением участника Великой Отечественной войны – и купил стиральную машинку в магазине «Ветеран». И тогда я спросила его о том, о чём должна была спросить давно – а как ты оказался на фронте, ведь была бронь?

Отец потемнел, достал из книжного шкафа томик своего любимого Константина Симонова. Мне тоже нравился этот поэт, на тот момент лучшим стихотворением о войне я считала его пронзительные строки:

Майор привез мальчишку на лафете.

Погибла мать – сын не простился с ней.

За десять лет на том и этом свете

Ему зачтутся эти десять дней.

Отец протянул мне раскрытую книгу (цитирую по памяти, знаки препинания могут отличаться от оригинального текста.)

Если дорог тебе твой дом,

Где ты русским выкормлен был,

Под бревенчатым потолком

Где ты в люльке, качаясь, плыл.

Если дороги в доме том

Тебе стены, печь и углы,

Дедом, прадедом и отцом

В нем истоптанные полы.

Если мил тебе бедный сад –

С майским цветом, жужжаньем пчел,

И под липой сто лет назад

В землю вкопанный дедом стол.

Если ты не хочешь, чтоб пол

В твоём доме фашист топтал,

Чтоб он сел за дедовский стол

И деревья в саду сломал.

Если мать тебе дорога,

Тебя выкормившая грудь,

В которой нет уже молока –

Можно только щекой прильнуть.

Если вынести нету сил,

Чтоб фашист, к ней постоем став,

По щекам морщинистым бил,

Косу на руку намотав.

Чтобы те же руки её,

Что несли тебя в колыбель,

Мыли гаду его бельё

И стелили ему постель…

……………………………………………………

Знай – никто её не спасёт,

Если ты её не спасёшь.

Знай – никто его не убьёт,

Если ты его не убьёшь!

……………………………………………………………

Так убей же хоть одного,

Так убей же его скорей,

Сколько раз увидишь его –

Столько раз его и убей.

Когда я дочитала, отец грустно сказал: «Мои старенькие родители жили в оккупированном Симферополе» (спасибо Президенту за Крым, за возвращенную историческую родину. В конце 18-го века мой предок, французский дворянин Эжен Руссет, был принят и обласкан при дворе Екатерины, ему даровали российское подданство и земли в завоеванном Крыму. В Крыму могилы моих предков – от бабушки и по нисходящей). И обстановка была такая, что казалась – именно моих рук не хватает, вот пойду воевать – и сразу победим».

И они, три институтских друга – отец, Толик Килячков и Юрка Карпинский – пошли добровольцами на фронт. Сначала закончили воздушно-десантное училище, которое располагалось в школе около Рижского вокзала. Иногда отец, смущаясь, рассказывал, как они меняли у бабок на Рижском рынке на сало и самогонку тротиловые шашки, очень похожие на куски хозяйственного мыла.

Этим снимкам более 70 лет

Этим снимкам более 70 лет

Фото: ТАСС

Было ещё несколько десантов, ранение, но, поскольку в училище отец получил специальность «командир орудия», был отправлен на оборону Понырей. Когда сын был маленьким, каждый год я вывозила их - сына и отца, малого и старого – в Крым. Поезд Москва-Симферополь, остановки - Тула, Орел… И каждый раз после Орла отец начинал волноваться, шел в тамбур, курил, ломая спички, сигарету за сигаретой. Поезд подъезжал к станции Поныри. У отца тряслись руки и срывался голос, а он повторял только одно – какая же здесь была мясорубка! Потом поднимал на руки внука и показывал ему место, где стояла его «пушечка», а вот этой рощи не было, а тут почти ничего не изменилось… В той жуткой бойне он был второй раз ранен, до конца жизни его беспокоил осколок в теле. Я скрипела зубами от бессилия, глядя на его страдания, и только твердила про себя извечное бабье причитание – будь ты проклята, война. Я преклоняюсь перед той девчонкой – санинструктором, что под обстрелом вытащила, его, раненого, перед хирургами, собравшими его по частям, перед санитарочками в госпитале, выходившими его. Спасибо им.Во время первого десанта в тыл врага отец убил своего первого немца. Не застрелил, а заколол штык-ножом. Я до сих пор ужасаюсь, как он, интеллигентный мальчик из профессорской семьи, ни разу в жизни не дравшийся, смог это пережить. Конечно, с ними проводили беседы на тему, что они будут убивать не людей, а врагов, но этот эпизод отец считал самым страшным в своей жизни. Из этого десанта он вынес своего раненого друга. Вроде бы нормально, да? Но я сама только два года назад узнала, что раненых товарищей через линию фронта вели только до того момента, пока раненый мог самостоятельно идти. А потом его – я не могу подобрать слово, чтобы не сказать – добивали, нельзя было оставлять на поругание немцам. А отец через линию фронта перенёс его на себе.

После ранения отец продолжал службу топографом в штабе 102-го стрелкового корпуса 1-го Украинского фронта. Война для него закончилась в Праге, его, как единственного трезвого в штабе – все уже праздновали победу! - отправили в Прагу с танкистами для прояснения обстановки. И помимо прочих наград – медаль «За освобождение Праги».

Я всегда с особым уважением относилась к добровольцам. Ведь и отец мог пересидеть войну в относительно спокойной Караганде, писал бы свою диссертацию, получал бы неплохой паек. А вот только теперь пришла мысль – а если бы он не пошел воевать, может быть, и исход войны был бы другой. «Потому что в кузнице не было гвоздя»… И мой отец, гвардии старший сержант 1-го Украинского фронта Александров Евгений Николаевич, был тем гвоздём, благодаря которому были выиграна битва.

Отец не любил рассказывать о войне. Что-нибудь смешное (про номер газеты «Красная звезда» с заголовком «Немец бежит за Прут и Серит», прошу прощения), что-нибудь бытовое. И только иногда – страшное. Как они шли по Украине, освобождали украинские села – с колодцами, забитыми трупиками детишек, с детками, распятыми на деревьях и стенах хат… И был случайно услышанный в детстве разговор отца с друзьями-фронтовиками – о том, как добивали в пражских госпиталях раненых власовцев. Позже на мой вопрос – кто такие власовцы? – отец изменился в лице и сквозь зубы прошипел – с-с-суки. Но подробностей не рассказал. В нашей семье не произносили бранных слов, поэтому я так этот эпизод и запомнила.

Война собрала с нашей семьи немалую дань. В первые месяцы войны погиб сводный брат моего отца, Игорь Николаевич Александров. Погибли два брата моей мамы и муж её старшей сестры. Тетя Маруся была душевнейшим человеком, она прожила очень нелёгкую жизнь, но никогда не жаловалась, и каждый раз, подписывая нашей семье поздравительную открытку, добавляла – ничего, всё переживём, лишь бы не было войны. А мы с сестрой, дуры малолетние, смеялись тогда над ней.

С каждым годом ветеранов становится все меньше и меньше

С каждым годом ветеранов становится все меньше и меньше

Фото: СОЦСЕТИ

Я хочу поделиться с Вами своим мнением о патриотическом воспитании молодёжи. Замечательно, что столько молодых людей ходит на «Бессмертный полк». Но – какие современные фильмы о войне они смотрят! В доперестроечных фильмах – что ни консультант, то воевавший генерал. Выверялось всё, вплоть до пуговиц на гимнастёрках. А теперь, матерь Божия! Ну, не было санинструкторов с маникюром и при макияже, не было пятнистой формы, и не было для девушек гимнастерок с вытачками на груди, девчонки сами подгоняли форму по фигуре. Иногда хочется запустить пультом в телевизор с воплем: не верю! Почему - то перестали показывать замечательный фильм «Освобождение». Стесняются, что ли, что там политруки и прочее непонятное современным детям. А ещё был менее известный фильм «Солдаты свободы» - про освобождение Европы. Надо показывать старые фильмы, объяснять про «руководящую и направляющую» роль партии. Это было. Я не зря уточнила время – начало девяностых – когда рассказывала про драку сына с одноклассником. Как тогда пошло оболванивание молодёжи, так и продолжается.

Я, дочь фронтовика, из первых уст знаю, что и в атаку шли «За Родину! За Сталина!», и перед боем писали «Прошу считать меня коммунистом». Это – было. Это – наша история. Мой отец до конца жизни хранил, как зеницу ока, пластинку с оригинальной записью «Марша артиллеристов» - там, где ещё не затёрто «Сталин дал приказ». А то внушают молодёжи, что Сталин тиран, такой-сякой. Но! Во-первых, победителей не судят, во-вторых, на войне все средства хороши. Меня удивляет, что некоторые ровесники моего сына – а ему за тридцать – не знают фразы «Солдата на маршала не меняю», и по какому поводу она была сказана.

Вы должны помнить, какой шабаш вокруг Сталина поднялся после перестройки. Тогда отец демонстративно повесил в гостиной над своим креслом портрет Сталина. И на все расспросы, и на все увещевания мамы снять его, отвечал: «Я был солдатом, а он был моим Главнокомандующим».

Надо научить молодых людей гордиться своей историей. Они – внуки победителей, и должны это помнить не только 9 мая".

Вот такое длинное письмо. Судите сами - с чем здесь соглашаться, а с чем - нет.

Думаю, многие, если не абсолютное большинство наших читателей присоединится вот к этим исповедальным словам Ольги Александровой: "Разрешите через Вашу газету низко поклониться всем, пережившим эту страшную войну. Мы любим вас, мы помним ваш подвиг, мы гордимся вами. Живите долго – вы нужны нам. И – простите нас..."